У тебя там нет такого бесконечного неба.
Я бы хотела показать его тебе.
Бесконечное небо, как ни повернись, куда не обернись - обнимает тебя, ты дома, дома, дома.
Сколько во мне борется, от самых ортодоксальных богов до самых отъявленных дьяволов? Где проходит тонкая грань между любовью и желанием обладать? Где в бесконечных версиях реальности я однажды ухожу и не иду по кругу?
Может, там была такая, просто она затерялась на просторе бесконечных бумажных листов, которые я порчу пытаясь нетвердой рукой верно передать сомнительную мысль?
Это все так здоро́во, что внушает нешуточные опасения.
Мне кажется, что я должна подбирать слова и быть тем, кем я никогда не смогу быть, кажется, что надо больше, выше и лучше, потому что ты заслуживаешь того, ты. Но потом я слышу твое тело, смотри, оно предает тебя по капле, я слышу стук твоего сердца, замечаю неловкие слова и отведенный взгляд.
У тебя никогда не будет ответов, но зачем они мне, если у меня их хватит на три тысячи жизней?
Нас тут все равно никогда не бывает только двое.
___
Там, там в воздухе разливается что-то непривычное и нелогичное, почти неуловимое, но ощутимое - я задеваю твою руку своей и почти слышу твои мысли.
Все происходит внутри моей головы, внутри твоей головы, мы как те носки из присказки про физиков: ты прав, и я остаюсь в замешательстве, потому что ты знаешь, что прав.
Я остаюсь в замешательстве, живу в замешательстве, я становлюсь замешательством, замешательством, которое не хочет отводить от тебя взгляд, замешательством, которое хочет зарыться пальцами тебе в волосы, обвести языком каждую из твоих мышц, расплавиться и впитаться тебе в кожу, проникнуть в каждую пору, срастись с тобой в единый организм и распасться на плюс-минус бесконечность.
Я знаю твой страшный секрет, тщательно оберегаемую тайну: ты слышал каждую из моих мыслей и уже обдумал восемнадцать возможных вариантов развития событий.
Ты знаешь меня, но почему-то совсем не веришь.
Ты знаешь мой самый страшный секрет, хреново, но всё-таки оберегаемую тайну. Ты знаешь ее криво и косо, постоянно переворачиваешь ее вверх ногами, ты пытаешься уместить канатную верёвку в игольное ушко: я вру нам обоим, но ты думаешь, что только самой себе.
И мое замешательство, я и мое замешательство, замешательство без меня, мы умеем врать. Я отговариваю себя примерно пятнадцать раз на дню, я умираю примерно четырежды в неделю, я сворачиваюсь в воющее ничто каждый четверг в попытках прорваться сквозь, в попытках быть караваном, который идёт пока собака лает.
Собаки лают очень громко.
Похлеще твоих цикад.
И все из этого того стоит.
Все из этого.